Esquire правила жизни память учит без чего его нельзя представить а еще труднее понять
Сооснователь и директор по технологиям «Яндекса». Умер 27 июля 2013 года в возрасте 48 лет в Лондоне.
Я никогда не считал себя умнее ребят, которые работали рядом со мной. Я никогда не боялся нанимать людей умнее себя. Главное, тут не должно быть преклонения перед авторитетами.
Из того, что человек умнее тебя, и ты знаешь это, вовсе не следует, что он не может ошибаться. То есть это ощущение, что любой человек может говорить глупости, даже гений, — очень правильное.
Я не люблю, когда показывают то, что включили в 88 году и забыли выключить. Тогда случилось чудо, и разрешили все. Прошло 25 лет, но мы все никак и не можем «слезть» с этого ретро.
За 18 лет существования студии («Дети Марии» — студия для детей-сирот под руководством Марии Елисеевой, супруги Ильи. — Esquire) в нашей семье прожили до совершеннолетия пять детдомовских детей, это если считать официально. И еще столько же без оформления бумажек. Когда в последний раз у нас были приемные дети? Три года назад у нас девочка прожила два года. Да и сейчас у нас постоянно живут подросшие выпускники интернатов.
Мы много ездили — поездки очень помогают сближаться с детьми. Старшие, дети из интерната, помогали, не как воспитанники, а просто как друзья, занимались младшими, нашими. Осталась в памяти поездка в 96-м в Адлер: туда выехал на лето интернат, с которым мы сотрудничали, и мы поехали следом и впервые надолго забрали детей к себе. Очень хорошее было лето, дети потом уже стали к нам относиться как к совершенно своим.
Моя тяга к любительскому театру из семьи, главным образом от мамы и бабушки. Я актерствую с детства. Я и сам придумываю иногда, и с охотой присоединяюсь к готовому. То есть если бы рядом играли Шекспира и меня приняли, я и Шекспира играл бы. Но тут оказались клоуны (труппа врача, «больничного клоуна» Пэтча Адамса. — Esquire), очень хорошо — я получаю удовольствие, и детям интересно.
Деньги сами по себе не конвертируются в благотворительность. Нельзя просто стать на углу и раздавать деньги — это бессмысленно. Если не создашь работающий механизм благотворительности, ничего не добьешься.
Я не религиозный человек, но думаю, что если поступаешь правильно, награда будет. А что такое «правильно»? Правильно поступать не так уж трудно — надо просто поставить себя на место другого человека, почувствовать то, что он чувствует.
Мы внутри «Яндекса» стараемся избегать неоднозначного и порядком дискредитированного термина «искусственный интеллект».
Я хотел бы изобрести маховик времени, как у Гермионы Грейнджер из «Гарри Поттера». Я, кстати, перевел все семь томов этой истории и читал ее вслух своим детям.
Хотелось бы какого-то чуда, волшебной палочки, чтобы раз — и система выборов заработала, два — и всех сирот из детских домов забрали бы в семьи. Вот за это изобретение я бы заплатил любые деньги.
Меня в детстве научили не стремиться быть крутым. Моя цель всегда заключалась в том, чтобы быть totally uncool, но таким, который внутри на самом деле понимает, что он-то как раз и круче всех. Это моя жизненная позиция, и я никак не могу от нее избавиться.
Самое отвратительное чтение в жизни — это комментарии на YouTube. С этой точки зрения это мерзкий, оскорбляющий человеческое достоинство сервис.
Человек богат настолько, насколько чувствует себя богатым. Вот у меня была возможность купить ребенку шоколадную пасту, которая прежде была ему недоступна,— и это делало меня богатым.
Чувство спешки обязательно должно быть, без него вообще ничего сделать нельзя. Если нет ощущения «либо сейчас, либо никогда», то, скорее всего, вы будете не первые. И даже не вторые.
Поиск данных и поиск ископаемых безумно близки.
Некрасивый, но работающий код всегда лучше красивого, но неработающего.
Если за вами не гонятся, вам будет сложно достигнуть успеха.
Мы вне политики. Это принципиально. Личная позиция жестко отделена от корпоративной.
В офисе должны быть тишина, воздух, свет и стул. Ничто не мешает думать и придумывать, и совсем не скучно.
Что касается профессиональных интересов, то ничего более интересного, чем «Яндекс», я пока не знаю.
У меня всего лишь два недостатка. Плохая память и еще что-то.
Когда меня ругали за то, что я плохо запоминал даты, мать, защищая меня, говорила: «У Юры плохая память, не надо его ругать». «Ну да, плохая, — возражал отец. — Раз помнит все анекдоты, значит память хорошая».
Как же я завидовал другим ребятам, когда у них появлялись велосипеды! Я мечтал о велосипеде. И однажды купил три билета лотереи «Автодор» по полтиннику. И мой билет выиграл велосипед! Но выигрыш можно было получить и деньгами — сто пятьдесят рублей. А дома не было денег. Мама сказала: «Слушай, возьми деньгами, а мы тебе с отцом после купим». — «Я знаю, что не купите». — «Купим!» Не купили.
Покупать своему мужчине трусы — священное право каждой женщины.
Когда я стал ухаживать за своей будущей женой, она гордо объявила близким: познакомилась с артистом. Все просветлели: а из какого театра? «Он в цирке работает. Клоуном»
Слабый всегда уступает дорогу сильному, и только самый сильный уступает дорогу всем.
В первые дни войны на нашу территорию забрасывались немцы, переодетые в форму работников милиции, советских военных, железнодорожников. Многих из них ловили. Рассказывали, произошел и такой случай. Немец, переодетый в советскую военную форму, шел по Сестрорецку. На него неожиданно из-за угла вышел советский генерал. Немец растерялся и вместо того, чтобы отдать приветствие под козырек, выкинул руку вперед, как это делали фашисты. Его тут же схватили.
Это самое страшное, когда люди убивают людей.
Мне приходили письма с самыми невероятными адресами. «Москва, самый Большой Театр. Никулину», «Москва. Кремль. Никулину». А был и такой адрес: «Почтальон, передайте это письмо артисту Никулину, который играл во многих кинах». И все эти письма дошли до адресата.
Впервые увидев себя на экране, я остолбенел. «Неужели я такой?» — поразился я. Не считая себя красавцем, я, в общем-то, думал, что выгляжу нормальным человеком, а тут на экране полный кретин с гнусавым голосом, со скверной дикцией.
Популярным меня сделало кино. Публика видела во мне балбеса, а я публике подыгрывал.
Прекрасно отношусь к своей популярности. Сижу как-то раз на скамейке. Идет женщина, ведет сопливого мальчика. Вдруг останавливается напротив меня как вкопанная и восклицает, обращаясь к сыну: «Узнаешь?!» Он ковыряет в носу и молчит. Она: «Узнаешь? Ну?» Молчит. «Юрий. Ну, Юрий. » Молчит. Она: «Ну, вспоминай. Юрий. » Мальчик выдавливает: «Гагарин». Она возмущенно и расстроенно: «Ну, какой же ты! Юрий Попов». Я молчу. Радуюсь.
Комедия — дело серьезное.
Я не забуду, когда в Москву приезжал Марсель Марсо. После выступления у него — такого усталого — все брали автографы. И даже корреспондент спросил: «Скажите, месье Марсо, это, наверное, ужасно? Вы такой усталый, весь мокрый, а вам приходится еще давать автографы!» Он ответил: «Да, вы знаете, это тяжело и не так уж приятно, но было бы гораздо хуже, если бы автографы не просили». Мне это понравилось.
Жизнь так полна и щедра, что человек всегда найдет, где досыта нахлебаться.
Водить меня учил шофер с «Мосфильма». На первой же учебной поездке я наехал точно на лопату дворника, тот покрыл меня матом и стребовал три рубля на водку. При первом же самостоятельном выезде меня оштрафовала милиция.
Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. Они этого не переживут.
Летели из Австралии домой. На винтомоторном самолете. Тридцать шесть часов! Я тогда хорошо понял, почему Австралия никогда не воевала.
Гастролируя в одной из зарубежных стран, мы попали на прием в советское посольство. После приема посол, взяв меня под руку, привел к себе в кабинет. «Сейчас что-то покажу, — сказал он, открыл сейф и вытащил оттуда коробку с пленкой: — Это ваш "Пес Барбос". Держу его в сейфе, чтобы подольше сохранился. По праздникам смотрим его всем посольством. А главное — показываем иностранцам перед началом деловых переговоров. Они хохочут, и после этого с ними легче договориться».
Слышать смех — радость. Вызвать смех — гордость для меня.
Я человек неприхотливый, мне очень мало нужно для счастья. Недавно на улице одна женщина кричала: «Какое счастье! Я купила копченой колбасы по десять рублей!» У нее на лице было настоящее счастье! И я был счастлив, глядя на нее.
Счастье — это очень просто. Я утром встаю. Мы с женой пьем кофе. Завтракаем. И я иду на работу в цирк. Потом я работаю в цирке. Вечером возвращаюсь домой. Мы с женой ужинаем. Пьем чай. И я иду спать.
Жизнь у людей отнимает страшно много времени.
До пятидесяти лет я жил в коммуналке. Никуда не писал и ничего не просил, потому что четверть цирковых артистов даже прописки не имели. А у нас все-таки было целых две комнаты: на меня, жену, сына и маму жены.
Раз в тысячу лет Бог спускается на землю и приглашает к себе трех правителей ведущих стран. И он отвечает на один их вопрос. И вот перед ним Тэтчер, Рейган и Горбачев. Рейган спрашивает: «Через сколько лет в США будет такая же жизнь, как у вас в раю?» Бог вытащил записную книжку, посмотрел и ответил: «Через 27 лет». Рейган расстроился: «Я не доживу. » Вторая Тэтчер: «А когда мы заживем, как в раю?» Бог сказал: «Через 35 лет». Тэтчер пустила слезу: «Жалко, я этого не увижу. » Третьим был наш Михаил Сергеевич: «Ну а в России когда рай будет? » Бог заплакал: «Я не доживу. ».
Громче всего требуют тишины.
Больше я не выхожу на арену. Еще мог бы поработать, но, как сказал Леонид Утесов, лучше уйти со сцены на три года раньше, чем на один день позже.
Я свой тайм уже отыграл, сейчас — дополнительное время.
Когда думаешь о смерти — страшно. Где-то подспудно я думаю: дальше, там — ничего нет. Но подсознательно думаю, что, может быть, точка, частица моей, будем называть, души, моего существования, она, может быть, куда-нибудь перейдет.
Мое любимое занятие — жить.
По одной колее ночью из двух городов навстречу друг другу выходят два поезда. Они несутся друг на друга, не зная, что едут по одной колее. И все-таки они не встречаются. А знаете, почему? Не судьба!
Правила жизни ведь не только в том заключаются, чтобы вывалить все, что у тебя внутри? Можно же что-то оставить?
Грустный и пронзительный взгляд? Это у меня бывает от усталости. Внутри я чаще всего хохочу.
Я с большим уважением отношусь к людям, которые решили, что на мне сошелся свет. При условии, что и они ко мне с уважением относятся. Но очень часто у них на лице такая претензия, что мне тяжело об этом с радостью вспоминать. У меня много несчастных поклонниц, которые общались в интернете с моими клонами. Клоны обещали поклонницам горы любви и романтические ночи, а спрашивают поклонницы потом с меня — после спектакля. До некоторых доходит сразу, а некоторые считают, что это все же я им пишу, а потом просто вру, разогревая вечную любовь.
Чувство юмора в женщине важнее, чем умение готовить.
Моя первая любовь? Это было в первом классе, я уже и не помню, как ее звали. В памяти только холод, снег, санки и ах, а имени нет.
У меня много комплексов по поводу своей внешности. Если меня обойти со всех сторон, можно много всего заметить.
Слава богу, я до сих пор испытываю чувство неловкости, когда вижу себя в телевизоре.
Я не запойный человек — не хватает на это здоровья. Но алкоголь в моей жизни присутствует — как попытка закончить наконец рабочий день.
Понятия не имею, каково это — зарабатывать меньше женщины.
Со своего первого гонорара я купил машину, а со второго — права.
Если человек сыт, у него и с чувством юмора получше будет.
Я себя балую разве что тем, что прихожу домой пораньше и ложусь спать. А может, я вообще себя не балую. Наверное, я урод.
Я стараюсь летать бизнес-классом не потому, что в экономе якобы сидят люди другой социальной прослойки. Просто интерес к актерам в замкнутом пространстве возрастает слишком сильно.
У меня хватает наглости брать даже те роли, про которые я понимаю, что они тяжелые и что у меня вряд ли получится.
Иногда — когда ты на сцене — от напряжения у тебя вдруг рождается ощущение, что в голове разлетелся шкаф с посудой. Это такой сигнал: все, на сегодня я отыграл. Но хочешь ты или нет, надо продолжать таскать этот разбитый шкаф, потому что зритель тоже хочет, чтобы у него в голове разлетелся шкаф. В хорошем спектакле шкафы всегда разлетаются.
Я работаю только с теми, с кем есть о чем поспорить.
Из телевизионных новостей я выводов не делаю. Телевизор — это сегодня главное зло. И неважно, в какой части света он работает.
Я не участвую в политике и не хожу ни на какие заседания. Когда на получении народного артиста я надел значок «Дети вне политики», я не чувствовал себя героем. Я надел этот значок, потому что знал, что так надо.
Я не считаю себя смелым, я считаю себя нормальным.
Драка — это не то, чем бы я хотел хвастаться.
Я стараюсь оставлять последнее слово за собой.
Интервью интересно тем, что с чужим человеком ты находишь время для того, чтобы ответить на вопросы, на которые у самого нет времени отвечать.
О чем я думаю, застрявши на три часа в пробке, я никому не говорю. Не хочу.
Если бы сейчас лил дождь и мы бы сидели под зонтиком, я бы, наверное, рассказал больше.
Когда я хочу отдохнуть, я еду к себе в деревню, где занимаюсь тем, что ничего не делаю. Иногда, чтобы дойти от дома до бани — а это 200 метров, — требуется не один день. Я просто беру стул, сажусь на веранде, и все отлично. Потом встаешь, берешь гвоздь, вколачиваешь, смотришь, туда ли вколотил, выдергиваешь его, кладешь на место, думаешь: «нет, не туда», идешь и разжигаешь камин. Вот и весь день.
Мне чужой храп не мешает — я сам иногда храплю. Но у меня храп гуляющий — то приходит в мою жизнь, то его нет.
В моей жизни осталось не так много людей, с которыми я общался в детстве.
Я бы не хотел дожить до возраста ненужности.
Нельзя ни себе, ни другому прощать отсутствие искры внутри.
Странное интервью получилось. Не дал вам советов ни по кулинарии, ни по отдыху.
Я никогда не бил дома посуду — ее же потом убирать надо.
Недавно я проехал на электромобиле. Было необыкновенное ощущение и осознание того, что это новые технологии, ноу-хау будущего. Вообще же в прошлом году закончилась моя история с автомобилями, я решил быть пассажиром.
Главные мои цензоры – мои родственники, особенно племянницы. Они меня критикуют постоянно. Я внимательно слушаю их и стараюсь оперативно вносить коррективы. Я им полностью доверяю.
Счастье? Это состояние приходит иногда. Когда ты находишь близких по духу людей, когда ты нашел и зафиксировал в песне тот главный секрет, благодаря которому, слушая ее через год, три, десять, остаешься доволен. Вот тогда это радость, которая тебя переполняет, тогда это счастье!
Моя музыкальная жизнь – это 30 лет постоянных перелетов и переездов, и это, как ничто иное, доказывает и подчеркивает во мне гены кочевников!
Открытость – это состояние уязвимости, ты можешь получить немало тумаков. Но это лучше, чем быть замкнутым на все замки, зацикленным на себе.
Хорошо бы государственную программу «100 школ, 100 больниц» дополнить компонентом «100 дворцов культуры». В прошлом году у меня был тур по десяти городам Казахстана, остро стоит проблема нормального концертного помещения. С ходу смогу назвать только три города – Алматы, Астана и Караганда, – где есть условия для нормальных выступлений. В других местах уже на фазе концертного зала для артистов начинается подвиг.
Во власти нет людей, с которыми можно было бы предметно обсудить проблемы культуры. Когда казахстанские исполнители с флагом страны выступают в Юрмале и их показывают российские и другие зарубежные телеканалы, в Казахстане по первому каналу в это же время транслируют сериал «Бандитский Петербург». В таких условиях сложно воспитывать патриотические чувства.
Отечественных производителей подсолнечного масла государство хоть как-то защищает, а своих производителей фонограмм – нет. Почему для популярной музыки нет государственной поддержки, ведь это тоже определенный вид производства? При этом нельзя сказать, что государство чем-то мешает. Хочешь снимать дорогие клипы – пожалуйста, хочешь поехать на международный конкурс – нет проблем, хочешь петь песни в три аккорда – ради бога. Главное, чтобы со всеми вопросами и проблемами собственно к государству не обращались и его не беспокоили.
«Той-бизнес» – это очень непростой вопрос. Слово «той» – это «праздник». Праздники, в особенности на Востоке, всегда сопровождаются музыкой, и эта музыка, как правило, танцевальная и веселая. Если той-бизнес процветает, а все остальные отрасли, связанные с работой музыкантов и артистов, находятся в состоянии консервации, то стоит задуматься над тем, что развитие той-бизнеса – это проблема социальная, а не музыкальная. Значит, отрасль, которая должна помогать музыкантам устраивать концерты, а именно филармонии, дискотеки, рок-клубы, джаз-клубы, находится в таком состоянии, что не может выплачивать гонорары музыкантам, не может заинтересовать их, чтобы качество репертуара становилось лучше.
В детстве я очень хотел стать кондитером и делать торты и пирожные. Потом увлекся футболом. В пятом классе моя жизнь круто изменилась: я поехал в Артек и случайно принял участие в конкурсе вокалистов. К десятому классу окончательно решил для себя, что буду музыкантом.
Как я заработал первые деньги? Это было в девятом классе в 1978 году. Тайком от родителей летом играл на саксофоне на танцах. Сколько тогда заработал, не вспомню. Но мы собрались с друзьями и устроили вечеринку.
Для меня самое главное, чтобы для своего сына я был хорошим отцом и верным другом, каким был мой папа для меня. Ну и, конечно же, продолжать свой путь в искусстве, непрерывный поиск себя в музыке, творчестве.
Деньги в кубышке не храню. В основном использую кредитные карты, а также в кармане всегда есть мелочь на повседневные нужды.
Мой папа работал заведующим облфинотделом огромной области в Казахстане, мама – бухгалтером в облздраве. И они очень точно знали математику и цифры, правильно распоряжались деньгами. Но почему-то детей своих этому они не очень-то и научили (смеется). За всех не буду говорить, но за себя скажу: я – транжира. Мои деньги обычно уходят на подарки друзьям, какие-то сюрпризы, путешествия и музыкальное оборудование. Копить я так и не научился.
Мои родители родились до войны, и папа рассказывал о том тяжелом времени, о том, что пережил весь Советский Союз. Многие мои родственники не вернулись с войны, это наложило на всех отпечаток. Как правило, люди даже не стараются вспоминать то время, потому что тогда было на самом деле безумно тяжело. Папе было около шести лет, и уже в таком возрасте он помогал фронту, работал на полях. В нашей семье тема войны – непростая тема.
Передо мной встают детские воспоминания: наш двор, где жило огромное количество людей разных национальностей: казахи, русские, корейцы, украинцы, узбеки, белорусы… Много, очень много было национальностей, и всех объединяли мир и дружба.
Я предпочитаю получать в качестве подарка заботу и любовь родных. Самым большим подарком в детстве был новогодний утренник, где мы всей большой семьей провели детский карнавал. Я помню до сих пор ощущение счастья от того, что мы все вместе.
Кто-то из великих сказал: «Благодарность – это память сердца». Идя по жизни, я стараюсь помнить всех людей, которые были и есть в моей жизни, слова, дела и советы которых способствовали моему становлению как музыканта, так и человека.
Концерт – это особая атмосфера, особый настрой, и каждый раз, когда я выхожу на сцену, для меня самое главное – зритель. Удивить можно только тем, что становится интересным, необыкновенным, тем, что не звучало ранее. В этом вся сложность сегодняшнего времени: чем-то удивить. Надо постараться, надо найти новые формы, новые музыкальные приемы в аранжировке. Это самое сложное – найти этот ключик к сердцам.
Авансом нам в жизни дается очень многое. Конечно, бывают сложные ситуации, когда тебе тяжело и ты с внутренним протестом задаешься вопросом: за что тебе это? Но проходит время – год, два, три, – и ты начинаешь понимать, для чего это испытание было послано.
Мне кажется, мне часто везло, особенно на хороших людей, на друзей. Мне очень повезло с учителями. Когда в 17 лет я приехал в Ленинград, среди моих педагогов было такое количество гениальных музыкантов, какое сегодня трудно даже представить в одном месте. Это были настоящие интеллигенты глубочайшей культуры, которую они начали постигать еще в царское время.
Как надо слушать музыку? Как-то наше духовое отделение студентов пошло на экскурсию в Эрмитаж, и кто-то спросил преподавателя: как правильно воспринимать живопись? Она ответила: а как вы музыку слушаете? Здесь не надо думать, надо чувствовать. Глядя на картину, постарайтесь ощутить ее сияние, ее духовность.
Любовь к Родине – это очень личное чувство. Впервые я это понял достаточно поздно, лет в двадцать. Я ехал в поезде из Алма-Аты в Кзыл-Орду. Стояла невыносимая жара, за окном купе расстилалась степь, а по радио звучала домбра. И когда эта картинка наложилась на звук, меня неожиданно «пробило». Чувство было настолько острым, что друзья даже испугались за меня.
К вещам я отношусь просто: нравится – не нравится. Любимая вещь в гардеробе – джинсы. Нелюбимая – галстук. Надевал его два раза в жизни: на выпускной в консерватории и где-то в Америке на официальный прием.
Самая дорогая вещь, которую я купил, – моя дудка.
В начале 90-х кто-то из ребят (группа «А-Студио») сказал: «Слушайте, мы пьем уже два месяца». Это не значит, что мы каждый день похмелялись. Выпивали с друзьями хорошее вино, шампанское. Сейчас могу в праздник выпить вина, но в семейном кругу или в хорошей компании, обязательно под отменную кухню.
Секс без любви? Да, я иной раз чувствую взаимную симпатию к женщине. Но я уже вышел из того возраста, когда «сносит крышу». Бывают, конечно, моменты, и мне просто хочется забыть обо всем, это инстинкт, наверное. Но, когда есть любимая женщина, все остальное кажется таким ничтожным, а главное, неинтересным.
Пацанами были – переплывали Сырдарью. Гоняли в футбол. Это было самое сильное увлечение. Я был полузащитником. Носил майку под десятым номером, как у Пеле.
Ох, детство мое счастливое! Рядом родители, живешь как свободная птица, все хорошо. В этом смысле детство – тот островок, на который периодически надо возвращаться.
«Искусство — это не цель, а путь!» – сказал один мудрый человек. Для меня жизнь – это тоже путь. Я странник, который идет по жизни, творя. А счастье в моем понимании это большая духовная работа.
Составила Наталья Панова на основе публичных выступлений
Иллюстратор Мария Дроздова
Источник фото
У меня чистые руки, но они будут в крови, если я стану президентом.
Я бы хотел, чтобы 2022 год был мирным, но я люблю правду. Он не будет мирным.
Я думаю, закрыть надо Америку…
Я мечтаю сто дней быть никем. Сто дней вообще забыть все. Как бомж, вон там бросить телогрейку и под солнышком поваляться.
Все, что я делал по жизни – я делал сам. От велосипеда в детстве до своих успехов во взрослом возрасте.
Не было ничего нежного и теплого в моем детстве… Не было. Видимо, сказалось мое рождение в послевоенный год – 1946. А также вынужденный отъезд моего отца (который, кстати, случился в первые часы после моего появления на свет). И дальнейшая жизнь в коммуналке. Это все отразилось на моей матери, а ее ощущение мира со временем передалось и мне.
Мать, она не может много чему научить сына. Потому что она сама не была мальчиком.
В моей жизни не было таких вот – особенных — встреч… Чтобы я кого-то горячо полюбил. Чтобы кто-то мне был обязан обещанием. Не было любви в моей жизни. Не было. Ее же не придумаешь. В магазине не купишь.
Все преступления в мире совершаются из-за женщин, все!
У меня в организме нет такого состояния, которое бы позволило раскрыться в любви. Меня интересовала жизнь, меня интересовали социальные вопросы.
Нормальный человек должен жить один… На расстоянии и родственники хорошие, и жена хорошая и муж. Но если вместе в одну квартиру — дурдом.
Личная жизнь и стала той жертвой, которую я заплатил для достижения больших политико-общественных высот.
В политике нет гендерного различия.
Когда вы меня пытаетесь обвинить, что я как-то не так к женщинам отношусь… к ним так относятся все мужчины мира. Вас до сих пор обманывают. Когда вам говорят, что любят, вам лгут все мужчины мира. Всегда лгут. Я один вам говорю правду на всю планету.
Все мужчины вас ненавидят — женщин, потому что вы мешаете развиваться мужчине. Когда он хочет вас, вас нету. Он вас покупает: своим положением, деньгами, страхом вашим остаться одной, остаться с ребенком.
Никогда ни одна женщина не скажет «хватит», никогда! Хоть в постели, хоть за столом, хоть в магазине.
Если каждый будет заниматься физкультурой, будет иметь какое-то спортивное увлечение – мы все достигнем успеха. Если с детства найти себя в спорте, участвовать в соревнованиях, то и в жизни всё будет даваться проще.
Мы можем создать что-то более мощное, чем СНГ. Может быть, прийти к какой-то конфедерации.
Суверенитета нет нигде. Пора это слово забыть. Для чего суверенитет нужен? Вести войну?
Дайте мне Дальний Восток, через двадцать лет это будет лучше, чем центральная Россия. Я туда всю Россию переведу.
Я бы поговорил с Наполеоном. Чтобы объяснить ему, что нельзя мечтать о мировом господстве. И нельзя достигать своих целей силой, принуждением. Посредством гибели миллионов человек.
Лучшее оружие — другая точка зрения!
Диктатура — это запор. Демократия — понос. Выбирайте, что вам больше нравится.
Сколько раз меня лишали слова в Государственной Думе. Зюганова — ни разу. Он ничего не делает — молчит.
Голод превращает человека в зверя, и он становится способен на людоедство. Это то, страшнее чего быть не может. Когда человек вынужден бороться за жизнь таким способом, оставив позади любые моральные принципы.
В моем Раю обязательно должны быть элементы городской жизни, иначе я вскоре заскучаю. Человек, к сожалению, не привык быть частью природы.
Мы должны оказывать свое влияние в области культуры. Надо поощрять везде изучение русского языка, направлять туда учебники и учителей.
Мы направим в Америку еще 10 миллионов русских и изберём в Америке своего президента.
Чтение хорошей литературы повышает умение грамотно излагать мысли на родном языке. А то сейчас огромное количество англицизмов, других заимствований появилось: говорят «перформанс» вместо «представления» или «сет» вместо «набор» – это просто засорение языка, а не развитие. А чтобы знать русский язык во всей его красоте и многообразии, сочности, если хотите, нужно как можно больше читать.
Я до самой смерти буду участвовать в выборах, даже с кладбища буду участвовать, еще и оттуда буду давать вам сигналы, что я там лежу.
Вы все должны понять раз и навсегда: государство — это насилие, это — тюрьмы, это — война. Но убрать государство — тогда будет Махно везде, будет «Правый сектор» везде, «ИГИЛ» везде, поэтому из двух зол человечество выбирает — да, страшное государство, полицию, допросы, наручники, но большая часть населения спокойно живёт.
Я веду себя так, как я считаю нужным. Мне имиджмейкеры не нужны.
Читайте также:
- Чем открыть vfc файл
- Снимают ли стресс компьютерные игры
- Выберите режим работы характерный для современных компьютеров выберите один или несколько ответов
- Почему бортовой компьютер показывает нет связи с контроллером
- В настоящее время в деловом мире признана важность решения проблемы защиты компьютерных данных