Digital memory что происходит с памятью в цифровую эпоху
Digital Memory — актуальный концепт, с помощью которого описывают трансформации технологий и практик припоминания, случившиеся благодаря все нарастающему влиянию цифровых технологий на повседневную и профессиональную жизнь человека. Исследование цифровой памяти – как практики создания артефактов, взаимодействия с ПО и организации социальных действий с учетом цифровых технологий документации и свидетельствования – позволяет анализировать актуальные частные и коллективные социокультурные реалии, замечая следы прошлого в настоящем. Подобная аналитика позволяет более качественно подходить к пониманию методов реактуализации прошлого и конструирования настоящего, аккуратно ставить вопрос о природе «факта», «конструкта», «фейка», а также обогащает опыт исследований и расследований (в том числе, журналистских) и добавляет большей рефлексивности во взаимодействии с цифровыми инструментами, сервисами и платформами. Эта дисциплина будет полезна всем, кто самостоятельно занимается сторителлингом, интересуется инструментами медийного и цифрового конструирования повседневности, а также влияния цифровых интерфейсов на антропологические и социальные практики.
Цель освоения дисциплины
Освоение ключевых аналитических методов и кейсов, позволяющих студентам изучать методы медийного сторителлинга для конструирования картин настоящего и прошлого, а также применять подобные методы в своей журналистской деятельности.
Изучение способов конструирования индивидуальных и коллективных воспоминаний и припоминаний как элементов социальных практик; владение этими способами полезно для лучшего понимания методов «сборки» повестки.
Планируемые результаты обучения
Анализирует индивидуальные и коллективные практики, технологии использования медиа (в т.ч. СМИ) для конструирования артефактов памяти.
Анализирует ключевые для Digital Memory Studies кейсы, а также пополняет их архив, сообразуясь с целью возможного использования этих кейсов в журналистской/публицистической деятельности.
Знакомится с ключевыми исследованиями из предметных областей и определяет связь между субдисциплинарными полями, а также ключевые объекты/предметы изысканий.
Изучает ключевые практики спонтанного и организованного припоминания (в формате проспективной и ретроспективной памяти), которые производятся с использованием цифровых технологий и конструируют повестку.
Изучает основные характеристики цифровой среды (как смешанной реальности, платформенного пространства) в контексте норм и эксцессов работы с индивидуальной и коллективной памятью.
Работает с платформами, сервисами, форматами конструирования коллективного опыта/переживания прошлого и его реактуализации в настоящем.
Digital Memory — актуальный концепт, с помощью которого описывают трансформации технологий и практик припоминания, случившиеся благодаря все нарастающему влиянию цифровых технологий на повседневную и профессиональную жизнь человека. Исследование цифровой памяти – как практики создания артефактов, взаимодействия с ПО и организации социальных действий с учетом цифровых технологий документации и свидетельствования – позволяет анализировать актуальные частные и коллективные социокультурные реалии, замечая следы прошлого в настоящем. Подобная аналитика позволяет более качественно подходить к пониманию методов реактуализации прошлого и конструирования настоящего, аккуратно ставить вопрос о природе «факта», «конструкта», «фейка», а также обогащает опыт исследований и расследований (в том числе, журналистских) и добавляет большей рефлексивности во взаимодействии с цифровыми инструментами, сервисами и платформами. Эта дисциплина будет полезна всем, кто самостоятельно занимается сторителлингом, интересуется инструментами медийного и цифрового конструирования повседневности, а также влияния цифровых интерфейсов на антропологические и социальные практики.
Цель освоения дисциплины
Освоение ключевых аналитических методов и кейсов, позволяющих студентам изучать методы медийного сторителлинга для конструирования картин настоящего и прошлого, а также применять подобные методы в своей журналистской деятельности.
Изучение способов конструирования индивидуальных и коллективных воспоминаний и припоминаний как элементов социальных практик; владение этими способами полезно для лучшего понимания методов «сборки» повестки.
Планируемые результаты обучения
Анализирует индивидуальные и коллективные практики, технологии использования медиа (в т.ч. СМИ) для конструирования артефактов памяти.
Анализирует ключевые для Digital Memory Studies кейсы, а также пополняет их архив, сообразуясь с целью возможного использования этих кейсов в журналистской/публицистической деятельности.
Знакомится с ключевыми исследованиями из предметных областей и определяет связь между субдисциплинарными полями, а также ключевые объекты/предметы изысканий.
Изучает ключевые практики спонтанного и организованного припоминания (в формате проспективной и ретроспективной памяти), которые производятся с использованием цифровых технологий и конструируют повестку.
Изучает основные характеристики цифровой среды (как смешанной реальности, платформенного пространства) в контексте норм и эксцессов работы с индивидуальной и коллективной памятью.
Работает с платформами, сервисами, форматами конструирования коллективного опыта/переживания прошлого и его реактуализации в настоящем.
Digital Memory — актуальный концепт, с помощью которого описывают трансформации технологий и практик припоминания, случившиеся благодаря все нарастающему влиянию цифровых технологий на повседневную и профессиональную жизнь человека. Исследование цифровой памяти – как практики создания артефактов, взаимодействия с ПО и организации социальных действий с учетом цифровых технологий документации и свидетельствования – позволяет анализировать актуальные частные и коллективные социокультурные реалии, замечая следы прошлого в настоящем. Подобная аналитика позволяет более качественно подходить к пониманию методов реактуализации прошлого и конструирования настоящего, аккуратно ставить вопрос о природе «факта», «конструкта», «фейка», а также обогащает опыт исследований и расследований (в том числе, журналистских) и добавляет большей рефлексивности во взаимодействии с цифровыми инструментами, сервисами и платформами. Эта дисциплина будет полезна всем, кто самостоятельно занимается сторителлингом, интересуется инструментами медийного и цифрового конструирования повседневности, а также влияния цифровых интерфейсов на антропологические и социальные практики.
Цель освоения дисциплины
Освоение ключевых аналитических методов и кейсов, позволяющих студентам изучать методы медийного сторителлинга для конструирования картин настоящего и прошлого, а также применять подобные методы в своей журналистской деятельности.
Изучение способов конструирования индивидуальных и коллективных воспоминаний и припоминаний как элементов социальных практик; владение этими способами полезно для лучшего понимания методов «сборки» повестки.
Планируемые результаты обучения
Знакомится с ключевыми исследованиями из предметных областей и определяет связь между субдисциплинарными полями, а также ключевые объекты/предметы изысканий.
Анализирует индивидуальные и коллективные практики, технологии использования медиа (в т.ч. СМИ) для конструирования артефактов памяти.
Изучает основные характеристики цифровой среды (как смешанной реальности, платформенного пространства) в контексте норм и эксцессов работы с индивидуальной и коллективной памятью.
Работает с платформами, сервисами, форматами конструирования коллективного опыта/переживания прошлого и его реактуализации в настоящем.
Изучает ключевые практики спонтанного и организованного припоминания (в формате проспективной и ретроспективной памяти), которые производятся с использованием цифровых технологий и конструируют повестку.
Анализирует ключевые для Digital Memory Studies кейсы, а также пополняет их архив, сообразуясь с целью возможного использования этих кейсов в журналистской/публицистической деятельности.
Содержание учебной дисциплины
Позиции ключевых исследователей, обозначивших имплицитную связь субдисциплин: Э. Дюркгейм, В. Беньямин, П. Нора, Н. Луман, А. Ассман, Э. Хокинс и т.д. Определение ключевых понятий и их «проблематичности». Споры о специфике «коллективной памяти» и «медиатизации» (кейсы). Public History как другая смежная область на стыке содержания Memory Studies и Media Studies.
Медиа как пространство конструирования повестки и картины реальности. Концепции «влияния» медиа на представления о «реальности» (от Лассуэлла и Липпмана до Мановича и Фуллера). Анализ практик конструирования ретроспективной и проспективной коллективной памяти (кейсы).
Концепции и способы определения «цифрового пространства». Смешанная реальность и data-driven объекты как реальность концепции Б. Браттона («The Stack»). «Цифровой след» как простейший концепт, объединяющий феномены припоминания и пользовательского опыта. Цифровые инструменты производства следов памяти (кейсы).
Опыт конструирования цифровой памяти: исторические наблюдения. От симуляции к медиамиксу. От ремедиации к memobilia. Кейсы использования цифровых инструментов (сервисов, платформ, форматов) для конструирования архивов и свидетельств.
Практики переосмысления «архива» как категории опыта в контексте цифровых технологий. Анализ журналистских кейсов (в логике networked journalism), работающих над конструированием кейсов цифровой памяти. Процедуры фактчекинга и искусственный характер повестки (кейс deep fake, etc.).
Элементы контроля
текст не более 2 тыс. слов; краткое изложение подходов ключевых авторов направления Digital Memory Studies (возможно по желанию выбрать авторов из полей Media/Memory Studies) с последующей устной презентацией проведенной работы; конкретные требования представляются студентам заранее в письменном виде (в том числе, оговаривается срок удаленного предоставления работы, а также срок, определяемый на подготовку такого задания — не менее 1 недели);
совокупность презентаций в формате печи-кучи (вариант питчинга), проводится в аудитории, 80 минут + обсуждение выступлений 40 минут; прочие критерии представляются студентам заранее в письменной форме.
формат письменного case study; объем 3 тыс. слов; минимум 10 пунктов научной литературы (монографии, коллективные монографии, статьи) и необходимое количество источников (контент проекта, сделанного с оглядкой на Digital Memory проблематику, релевантные интервью, отчеты); прочие критерии представляются студентам заранее в письменной форме (в том числе, оговаривается срок предоставления работы, а также срок, определяемый на подготовку такого задания — не менее 2 недель); работа сдается удаленно – присылается на почту преподавателю;
кандидат культурологии, доцент и руководитель магистерской программы «Медиаменеджмент» в МВШСЭН, доцент Института общественных наук РАНХиГС, академический директор Научного бюро цифровых гуманитарных исследований CultLook
Digital Memory Studies — молодое направление социогуманитарного знания, которое ставит вопросы о том, как привычный для человека мир памяти трансформируется в условиях развития новой цифровой среды обитания. Меняются ли техники запоминания в связи с появлением мобильных устройств, которые позволяют быстро фиксировать действительность? Помним ли мы больше и лучше потому, что наши задокументированные воспоминания всегда с нами — например, в формате альбомов с цифровыми фотографиями в мобильных телефонах? Вроде бы ответ очевиден: количество пользователей мобильных устройств в мире растет, и число обладателей телефонов с выходом в интернет также увеличивается. «Население» трех самых крупных социальных сетей (Facebook, Twitter, Instagram) уже превышает количество жителей Китая. Сейчас человечество формирует огромное количество свидетельств о происходящем, и этот фонд пополняется точками зрения самых разных людей, а не только условных «элит».
Но что если мы, наоборот, забываем помнить, так как слишком доверяем устройствам и софту (например, накопителям данных, облачным хранилищам и фото-/видеосервисам) в вопросах формирования воспоминаний? Не оказывается ли в таком случае наш горизонт памяти ограничен историей собственного инстаграма, фейсбука, блога? Не теряем ли мы какое-то измерение памяти, когда оцифровываем все наши воспоминания или изначально создаем их в цифровом формате? Более того, до сих пор не разрешена проблема цифрового неравенства — ситуации, при которой часть граждан лишена доступа в интернет или не владеет высоким уровнем цифровой грамотности.
Важным направлением исследований в Digital Memory Studies становится изучение влияния информационного шума на формирование индивидуальных и коллективных мемориальных архивов. Ученые ищут ответы на ряд вопросов: например, корректно ли сейчас говорить о памяти как сложном и часто болезненном процессе работы с прошлым, если стремление к обеспечению комфорта пользователя стало ключевым принципом разработчиков цифровой среды?
Многие исследования основаны на гипотезе, которую ученым еще предстоит доказать: результаты цифровой научно-технической революции создали новое инвайронментальное измерение жизни человека. В пользу этой точки зрения говорит то, что уже сегодня множество вполне традиционных антропологических, социальных практик опосредовано опытом работы с устройствами и ПО. Все более частотное внедрение в жизнь 3D-печати, имплантируемых устройств, «носимого» интернета влияет на нашу повседневность. Может показаться, что перечисленные технологии представляют интерес только для гиков, но почти все знакомы с сервисами онлайн-коммуникации (блогами, соцсетями, почтовыми агентами), и это доказывает, что пользовательские навыки взаимодействия определяют качество жизни многих.
Как это работает?
«Право на забвение»
Одним из интересных для Digital Memory Studies казусов может выступать «право на забвение». Известный судебный эпизод с делом Марио Костехи Гонсалеса вызвал общественный резонанс и стал очередным этапом борьбы пользователей с корпорациями за собственные персональные данные. Теперь, согласно законам многих государств, человек может потребовать удаления из поисковой выдачи недостоверных, неактуальных и нарушающих местное законодательство данных, а также информации, способной нанести вред чести или репутации. Изучение этого судебного эпизода, предшествовавших и последовавших дискуссий позволяет создать рекомендации для пользователей, следование которым наращивает потенциал безопасного пребывания в сети. Таким образом, Digital Memory Studies анализирует своеобразные хабы цифровой среды — точки, где пересекаются нормы существования технологий и человека.
Цифровая загробная жизнь (digital afterlife)
Сегодня человек при жизни оставляет массу цифровых следов (например, в виде записей в блогах) и формирует цифровую собственность (интернет-аккаунты, связанные с ними договора, обязательства в сервисах электронных платежей), которую — как и любую другую — придется кому-то наследовать. Крупные корпорации вроде Apple и Microsoft разработали способы управления данными умерших. Но до недавнего времени для управления этим наследством пользователю при жизни приходилось совершать ряд манипуляций в каждом сервисе (например, в фейсбуке это назначение «наследника»). В противном случае после смерти доверенным лицам приходилось предоставлять корпорации свидетельство о смерти для урегулирования возникающих правовых и экономических последствий.
Сейчас веб-разработчики сделали процесс управления цифровым посмертным существованием более удобным: пользователи могут скачать приложения, которые позволяют настроить нормы наследования любых данных. Но, помимо управления наследством, пользователи могут организовать существование собственного цифрового присутствия после физического исчезновения с помощью формирования прижизненного архива воспоминаний для близких. Получается, что человек может придумать ту идентичность, воспоминания о которой он хочет оставить своим потомкам и близким. Хотя и кажется, что польза от подобных приложений существенна (они помогают упаковать воспоминания во friendly форматы), оборотная сторона машинно-человеческого взаимодействия очевидна. Нам предлагают программировать чужие крупицы памяти о себе, исходя из современных представлений о пользовательском опыте и не оставляя места для фиксации «других» воспоминаний.
Человек как управляемая цифровая вещь, или Воображая цифровое бессмертие
Лекция. 24 мая 2019, Санкт-Петербургский государственный университет. В рамках Международной научной конференции «Малые Банные чтения» на тему «Тягучая современность: постмодернистская по форме, консервативная по содержанию et vice versa»
Сервисы для планирования ухода из жизни
Танатосенситивный дизайн начали внедрять не только в Facebook, но и в других сегментах интернета — например, на виртуальном кладбище можно ухаживать за могилой почти так же, как это происходит в . Танатосенситивный дизайн пытается решить одну из важнейших проблем интернета — объединить глобальное (сервисы) и локальное (частные практики проработки смерти).
На некоторых онлайн-кладбищах можно одновременно поставить свечку, положить камень и осуществить еще ряд практик, отсылающих к нескольким религиозным традициям.
Понятно, что это техническое решение, — но это попытка хотя бы выйти за пределы монополизма больших сервисов.
Мне кажется терапевтичной тематика цифровой смерти. Сервисы digital afterlife на самом деле совершенно не «страшные», в них фигурируют в основном жизнерадостные голубые, розовые и зеленые тона. Конечно, можно создать классификацию существующих сервисов, обрабатывающих тематику танатосенситивности, но она будет недостаточной. Во-первых, потому что все это стартапы, которые могут схлопнуться в любой момент. Так, один из моих любимых сервисов, который обещал сделать макет, позволяющий создавать чат-бота на основании любого умершего, собрал 40 тысяч людей на , а потом закрылся. Во-вторых, есть постепенное устаревание определенных сервисов, вынуждающее их уходить с рынка или сильно меняться.
Но если попытаться их хоть как-то классифицировать, то в первую очередь это предсмертные планировщики . Мой любимый — Joincake. Основное слово в названии сервиса (cake) ассоциируется с удовольствием от жизни. Позиционирование у сервиса очень простое.
Если вы начнете планировать свой уход из жизни заранее, то создадите меньше проблем своим близким, потому что они не окажутся в кризисной ситуации, когда вы умрете.
Однако этот сервис ориентирован прежде всего на американскую систему здравоохранения, поэтому нам будут доступны не все его функции. Тем не менее Joincake хорош уже хотя бы тем, что когда вы начинаете отвечать на вопросы анкеты (даже в аналитических целях), то понимаете, что существуют такие темы, о которых вы никогда не задумывались — например, с кем останутся ваши домашние животные, когда вас не станет.
Другой тип сервисов, работающих с темой digital afterlife, — это планировщики соцсетей . Например, DeadSocial позволяет запланировать свое цифровое существование после смерти сразу в нескольких социальных сетях, то есть дает возможность написать посты на время вперед. Кстати, что хорошо во всех этих системах, так это то, что в них с разной степенью откровенности произносятся слова о смерти. В том же DeadSocial есть огромный список вопросов, касающихся того, что произойдет с моим телом после моей смерти, — это четко описанные, почти в медицинских терминах, категории.
Самый инновационный на текущий момент сервис — португальский инструмент Eter9. Это система самообучающихся нейросетей, или своего рода искусственный интеллект (со всеми оговорками, конечно), который, познакомившись с вашим аккаунтом в Facebook, может научиться писать за вас посты. Когда вас не станет, вместо вас общаться в этой соцсети сможет бот.
Мне кажется, что все эти приложения и инструменты созданы скорее для развлечения и для того, чтобы показать, что
наши цифровые двойники, или, как часто их называют публицисты, «представители зомби-апокалипсиса», уже рядом с нами и с этим нужно что-то делать.
Если смотреть на эту риторику как на продающую, маркетинговую и одновременно визионерскую, то это позволяет увидеть способы демонстрации элементов цифровой среды нам как потребителям этих инструментов, будто бы выгодных и комфортных, и дает возможность задуматься о скрытых возможностях такого рода сервисов. Смерть — это частный эпизод, но для цифровой среды она является значимым элементом: увеличивается число мертвых и количество предложений для них или их опекунов. И одновременно переосмысляется и даже снимается дихотомия «живое и мертвое», с которой мы начинали наш разговор. Мне не хотелось бы заканчивать фразой «Мы все умрем», но цифровая среда заставляет думать именно об этом. И придумывать способы создания видимости того, что эта фраза для людей цифровой эпохи будет не всегда актуальна.
Оксана Мороз
Кандидат культурологии, доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации РАНХиГС, доцент МВШСЭН, автор «Блога злобного культуролога»
Digital afterlife
В этом контексте интересно поговорить о цифровой смерти и цифровом бессмертии — о том, что называется digital afterlife. Цифровая смерть — это не некоторая рекомбинация состояний (живое стало мертвым) и не то, как эта рекомбинация выглядит в цифровом окружении (скажем, в формате репрезентации этих «цифровых мертвых»), а феномен с несколько другими характеристиками.
Можно смотреть на то, как смерть репрезентирована онлайн и в определенных продуктах, например играх. Или каким образом возникают сообщества, меняющие практики скорби, и что происходит с ритуалами траура и прощания, когда появляются виртуальные кладбища. Эти наблюдения не только показывают, что люди переносят в что-то из , но и заставляют задуматься о том, насколько техническая реальность настроена на принятие в себя и пространства живых, и пространства умерших. Это дополнительное расширение разговора о среде обитания, потому что выясняется, что в этом цифровом окружении «обитают» профили, которые мы часто ассоциируем с живым человеком, оставшиеся в этой локации в виде действующих и двойников умерших.
Чтобы говорить о том, как формируются технические условия для репрезентации и воспроизводства практик смерти и борьбы с ней, нужны специалисты из computer science. К счастью, в мире уже существует опыт подобного мультидисциплинарного исследования: Майкл Массими, имеющий навыки специалиста в области человеко-машинного взаимодействия и одновременно привычки визионера цифровой среды, порядка десяти лет назад предложил термин
«танатосенситивный дизайн» — то есть дизайн, чувствительный к запросам людей, сталкивающихся с необходимостью регламентации окончания своей жизни (реализации практик end-of-life) или переживания смерти другого человека, находящихся в ситуации потери.
Интернет животных и цифровая среда обитания
На этом фоне стали возникать исследовательские попытки выйти из создавшегося тупика и осмыслить происходящее внутри технологических решений. Возникла интересная и трогательная попытка совместить красное и круглое — отмеченный выше техноцентризм и становящуюся модной eco- и позицию, вновь заговорить об отношениях человека и природы и одновременно вернуться к вопросу о выделенности человека из природного окружения. Так, Александр Пшера в рамках концепции интернета животных писал, что
и дикие, и домашние животные — это те же самые сенсорные системы, из которых нужно получать данные.
Примерно в это же время стали говорить, что цифровая среда — это прежде всего «среда обитания». Все эти биологизирующие метафоры стали расхожими как на уровне публицистических текстов, так и в разговорах практиков, представителей бизнеса. Концепцию интернета животных дополнили параллельные дискуссии в довольно далеком от социогуманитарного знания поле бионического дизайна, биопринтинга и других индустрий, связанных с попыткой подойти к биологическим системам с помощью механических или инженерных решений.
Затем возникли попытки понять, какое будущее мы видим за этими теориями и метафорами. Если за интернет вещей и интернет всего переживать уже не стоит (эти метафоры активно используются — например, маркетологами), а интернет животных — это часть больших концепций, обсуждающихся в контексте многолетнего спора о том, как и где мы располагаем природное в современном окружении человека и наоборот, то в отношении содержания визионерского видения цифровых систем возникает много вопросов. Все, что предрекалось визионерами, в том или ином виде вошло в нашу повседневность, а функция говорить о цифровой среде как о модном будущем осталась. Что же может быть смыслами этого «пророческого» говорения?
Серьезные исследовательские группы сегодня по-прежнему занимаются осмыслением положения человека в цифровой среде. Если концепт интернета всего предполагал, что человек — это та самая цифровая вещь, то в пределах новых исследований речь идет о еще больших манипуляциях как на уровне понимания ценности цифровых эманаций человека (цифровой двойник — бот или программируемый аккаунт в специальных соцсетях — это репрезентация человека или отдельная сущность?), так и на уровне представления об изменениях человеческой телесности (эдакий легкий трансгуманизм и биохакинг). Все это возвращает нас к разговору о цифровой среде обитания как изводу компьютинга — то есть логичной, стройной, подчиненной протоколам и прогнозируемой.
Литература
Пшера А. Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой. М.: Ад Маргинем, 2017.
Arnold M. et al. Death and Digital Media. — Routledge, 2017.
Benjamin H. B. The Stack. The MIT Press, 2016.
Carroll E., Romano J. Your digital afterlife: When Facebook, Flickr and Twitter are your estate, what’s your legacy? — New Riders, 2010.
Moreman C. M., Lewis A. D. (ed.). Digital Death: Mortality and Beyond in the Online Age. — ABC-CLIO, 2014.
Steinhart E. Your Digital Afterlives: Computational Theories of Life After Death. — Springer, 2014.
Мы публикуем сокращенные записи лекций, вебинаров, подкастов — то есть устных выступлений.
Мнение спикера может не совпадать с мнением редакции.
Мы запрашиваем ссылки на первоисточники, но их предоставление остается на усмотрение спикера.
Интернет всего
Цифровые технологии превращают нечто плохо определяемое (например, представление о сложных дихотомиях вроде «жизни и смерти») во как будто легко рационализируемое, программируемое и открытое для манипуляций. Но важно и описывать такой процесс возникновения специальных понятий для осмысления цифровой среды, который осуществляется в логике визионерства, евангелистского подхода, стремящегося убежать от этой жесткой рационализации, и предложить фантазийное понимание феномена. Нужно показать, как такое понимание цифровой среды, реальности транслируется на уровне продаваемых сервисов. Возможно, эти цифровые новинки (которых в массовой культуре часто боятся) не такие страшные, как нам кажется. Но тем не менее они уже здесь. Я попытаюсь показать, каким образом — и с точки зрения теоретических подходов, и с позиций бизнес-практик продвижения продуктов — происходило движение в сторону объяснения некоторых интернет-практик и технологических решений.
Существует много довольно оптимистичных ежегодных отчетов (например, специализированных организаций ООН), в которых прослеживается очевидный тренд: интернет глобален, его пользователями является уже большая часть населения Земли (хотя не стоит забывать и о цифровом неравенстве), а — это будущее, с которым мы уже имеем дело сегодня. Я хочу специально обратить внимание на некоторые концепты, описывающие цифровую среду, которые постепенно становились популярными, не обязательно сменяя друг друга, а довольно неплохо сосуществуя. Просто в момент в логике визионеров, евангелистов и представителей бизнес-корпораций, продвигающих развитие цифровых технологий на разных рынках, возникали некоторые смысловые «переключения». Так случилось, например, с понятиями «интернет вещей» и «интернет всего».
Как таковой термин «интернет вещей» (internet of things, IoT. — Прим. T&P) получил распространение уже в 2000-е годы, хотя содержание этого концепта обсуждалось и ранее. В самом простом виде IoT можно считать расширенной трактовкой представлений об интернете, объединении разного типа объектов, имеющих технологическую природу, в некоторую сетевую структуру. Нужна была метафора, которая могла бы объяснить экспонентное увеличение количества объектов, объединенных в сети и имеющих возможность некоторой коммуникации. Затем многие корпорации, в том числе Cisco (американская компания, разрабатывающая и продающая сетевое оборудование для крупных организаций. — Прим. T&P), обратили внимание на то, что мы не в полной мере понимаем, что вообще называем «вещами». С более жесткой дефиницией возникли проблемы: у представителей бизнес-структур нет необходимости оперировать конкретными теориями. Поэтому в степени решением этой проблемы было изменение метафоры.
Так появился «интернет всего» (internet of everything, IoE. — Прим. T&P), — и это, конечно, тоже не было решением. Ведь слово «вещь» имеет хотя бы некоторое очертание, в отличие от слова «все». Однако именно оно позволило создать неструктурированную классификацию «вещей», которые становятся «всем». В отчете 2012 года представители Cisco говорили, что интернет всего — это прежде всего сами люди, которые будут становиться элементами интернет-системы. Затем в «интернете всего» важнейшими элементами и узлами стали считаться «данные» и все те же «вещи». Произошел возврат к слову «вещи», под которым понимались некоторые физические объекты как источники информации: «сенсоры», «девайсы» — слова в довольно большой степени пустотные и означающие довольно большой комплекс объектов и все тех же вещей.
Читайте также: